НАВСЕГДА ЗАТИХШИЕ ЗВУКИ

Трудно бывает охотнику весной усидеть в городе. Когда пос­ле февральских морозов и мартовских метелей наступят сол­нечные, совсем теплые дни и ясные тихие вечера, с непреодо­лимой силой захочется ему вырваться за город и отстоять на лесной опушке вальдшнепиную тягу. Чудесное это время - настоящий праздник для городского охотника.

Не добычлива вальдшнепиная тяга. Под Москвой далеко не в каждый выезд удается охотнику сделать удачный выстрел. Чаще он издали увидит летящего вальдшнепа, услышит его своеобраз­ный весенний голос и после этого на долгое время живо сохранит в памяти тихий вечер, проведенный им на лесной опушке.

Многие, конечно, знают, что вальдшнепы - перелетные птицы. Осенью они задерживаются на своей родине до наступления заморозков, а затем отлетают к югу. Одни птицы перезимо­вывают на Южном побережье Крыма и в Закавказье, другие летят дальше, достигая берегов Средиземного моря. Пройдет зима, стает снег, и вальдшнепы тронутся в обратный путь на далекую родину. Пролет их совершается на зорях и ночью. Птицы покидают днёвки в вечерние сумерки и, поднявшись на крылья, летят всю ночь до утреннего рассвета. И пока они пере­секают южные безлесные части нашей страны, они летят торопли­во, без голоса, так что и догадаться бывает трудно о вальдшнепином пролете. Но как только встретит вальдшнеп на пути первые участки настоящего леса, его полет становится совсем другим, необычным. Медленно взмахивая крыльями и всматриваясь в потемневшее мелколесье, зацыркает тогда вальдшнеп, захоркает, и эти своеобразные звуки наполнят тихий весенний вечер чарую­щей музыкой. Это и есть тяга.

Она начинается еще во время пролета и, после того как валь­дшнепы достигнут гнездовых мест, продолжается здесь до второй половины июня, а иногда и до начала июля. Но особенно хороша тяга в ранневесеннее время, когда деревья еще не покрыты листьями и прозрачный лес на вечерних зорях кажется окутан­ным голубовато-зеленой дымкой.

- Поедем сегодня, - как-то обратился ко мне один из моих сослуживцев. Вместо ответа я кивнул головой в знак согласия. При этом кратком разговоре как-то не возник вопрос - зачем ехать, куда ехать, - все и без лишних слов было ясно. Да и куда весной после работы могут стремиться охотники - конечно, только на тягу. Обычно я не езжу на эту охоту далеко от горо­да - ведь вальдшнепы весной тянут повсюду, а при обильном про­лете - даже в парках, в черте самой столицы. Но иной раз так хочется побыть одному среди природы, не слышать шума многолюдного большого города.

На этот раз мы сошли с поезда на станции Голицыно и, пройдя 2-3 километра сначала по полотну железной дороги, потом лесом, наконец остановились на лесной вырубке. С востока и севера ее окружал старый еловый лес, с другой стороны вдоль небольшой речки с болотистыми берегами тянулось лист­венное мелколесье. Толстая дуплистая осина да две крупные ели почему-то остались на вырубке и высоко поднимали свои вершины среди пней и молодой поросли.

- Становись здесь, - сказал я спутнику, указывая на эту группу деревьев, а сам перешел речку, потом пересек темный ельник и вышел на лесную болотину, поросшую молодым осин­ником. Узкой лентой, наверно метров на двести, протянулась она между двух хвойных массивов леса. Хорошее это место. Я давно оценил его и при каждом удобном случае езжу сюда на тягу. Где бы ни тянул вальдшнеп, но как только долетит он до этой прогалины, сейчас же свернет к болотцу, спустится совсем низко над молодой порослью и, как-то особенно громко издавая свои весенние звуки, медленно взмахивая крыльями, летит до другого конца.

До начала тяги еще далеко. В ожидании вечера я удобно усаживаюсь на широкий пень, гляжу на лес, на бледное голубое небо, слушаю, как звонкими голосами перекликаются зяблики, как поет овсянка. Бесконечно дорога мне ее несложная милая песенка - она так гармонирует с природой нашего севера. И я вслушиваюсь в издавна знакомые звуки, вспоминаю такие же вечера, проведенные на лесной опушке в прошлые годы.

Солнце тем временем все ниже склоняется к западу; его яркие лучи пронизывают еще не одетое листвой мелколесье, блестят в темной воде лесного болота. Наконец красный лик заходящего солнца, освещая только вершины крупных деревьев, тонет за гори­зонтом, и кругом сразу становится сумрачно, свежо и сыро. Кончился день, но не стихла природа. С остроконечных вершин темных елей еще долго льется неторопливое звучное пение дроз­дов, в глухой чаще время от времени звучит короткая скрипу­чая песня зорянки. Но пройдет еще около получаса - сгустятся сумерки и умолкнут птицы. И тогда на самое короткое время в лесу воцарится торжественная тишина: ни ветерка, ни движения, ли звука.

«Цы-вить, цы-вить», - издали заслышит охотник своеобраз­ное цырканье и замрет в ожидании. Это наконец поднялся в воз­дух и потянул над лесом первый вальдшнеп.

В тот вечер, о котором мой рассказ, охота не удалась. Вес­на запоздала, тяга была плохая, и я только издали услышал голос одного протянувшего вальдшнепа. Но зато, когда наступили поздние сумерки, весь лес вдруг наполнился своеобразными весен­ними криками лесной совы - серой неясыти. «Ху-ху-хуу-хууу-уу», - кричала ночная птица, и эти необычные мощные звуки, казалось, содрогали дремлющий лес, проникая в самые глухие и отдаленные его уголки. «Ху-ху-ху-у-у-у...» - откликалось да­лекое эхо.

Забыв о вальдшнепах, о тяге, обо всем на свете, я стоял на прогалине и, как зачарованный, слушал эту чудную лесную музыку. А мощный голос то стихал на короткое время, то возоб­новлялся с новой силой. Трудно даже было поверить, что это кричит сравнительно небольшая птица.

Вдруг в том направлении, где я оставил своего спутника, раздался выстрел. Он прокатился по лесу и откликнулся эхом. И после него в лесу наступила какая-то особенная, гнетущая тишина. Долго я ждал, не закричит ли опять неясыть, но крик не возобновлялся, и я понял, что выстрел был направлен в чудную ночную птицу. Зачем я взял с собой такого охотника, который бесцельно уничтожает животных? Ведь это не дичь, и выстрел по сове ради забавы - не спортивный, а недостойный для серьезного охотника выстрел. Ведь убить близко подлетевшую крупную и доверчивую сову ничего не стоит. Вечер для меня был испорчен. Не дождавшись конца тяги, я пошел обратно: хотелось как можно скорее наговорить своему спутнику самых беспощадных и обид­ных дерзостей.

- Это ты сову убил? - не дойдя до старой осины, издали крикнул я.

- С чего ты взял? Не я, ко­нечно, - тоже с раздражением ответил из темноты голос. - За­чем я буду стрелять по сове? Выстрелил какой-то охотник, - продолжал мой товарищ, когда я подошел к нему ближе.

- Пора домой - уже поздно, тянуть больше не будет, - про­ронил я, бросая взгляд на сильно потемневшее небо.

И мы, не находя темы для разговора, молча побрели сна­чала вырубкой, потом тропинкой сквозь ельник. Здесь было сов­сем темно. Под ногами хлюпала насыщенная влагой почва да изредка хрустел сухой валежник.

- Не житье под Москвой совам, - нарушил я молчание, когда мы наконец вышли к железной дороге и тропинкой направи­лись к станции. - Охотников в Москве хоть отбавляй, а среди них немало таких, которые и представления не имеют, насколько полезны совы. Встретит такой охотник в лесу странную боль­шеголовую птицу, не задумываясь, убьет ее и решит сделать чучело. Вот почему серые неясыти стали под Москвой ред­костью. И напротив, возьми Закавказье - там этих сов очень много. Они живут и в лесах, и в садах, часто у самого жилья человека, истребляя крыс и других грызунов-вредителей. Иной раз утром выйдешь из дому и увидишь сидящую под окном совушку. Распушится она вся, голова у нее большая, круглая, глаза тоже большие и черные, с едва заметным малиновым оттенком. Близко подойдешь к ней, а она не боится, сидит на том же месте, только круглые глаза на тебя таращит. А ранней весной - в марте или в конце февраля - вечерами, как начнут перекликаться эти неясыти, - красота такая, что представить трудно. Одна кричит рядом, другая - в соседних садах, третья - в лесу. В го­рах откликается эхо. Слушаешь - и не можешь наслушаться лесной музыки.

Много раз после этого случая приезжал я на тягу в Голицыно. По-прежнему вечерами до тяги пели дрозды и зорянки, потом то хорошо, то плохо тянули вальдшнепы, порой раздавался выстрел, только ни разу не слышал я на знакомой вырубке крика серой неясыти. После того как при нас была убита одна из птиц, другая, видимо, покинула этот лесной массив, и совы совсем перестали гнездиться в окрестностях станции.