ВЫБОР ПРОФЕССИИ

- Не будешь же ты только охотником, - сказал мне однажды приятель.

Мы сидели с ним у костра, на гриве среди торфяного болота. Солнце успело высоко подняться над горизонтом, заливая веселыми лучами желтую прошлогоднюю траву, темные пни, моло­дые сосенки. Прохладное весеннее утро сменялось теплым без­ветренным днем. Вдали за обнаженным, прозрачным березняком ворковал тетерев, да в голубом воздухе свистел кроншнеп.

- Что и говорить - замечательная вещь охота, - продолжал приятель, снимая с костра котелок. - Но охота охотой, однако пора подумать и об учебе.

За последнее время разговор о поступлении в высшее учеб­ное заведение особенно часто возникал между нами, но, к сожа­лению, каждый раз кончался разногласием, почти ссорой. Вот и в это чудное утро, на охоте, когда хотелось отдохнуть от всего, подышать воздухом, он с первых же слов приобрел неприятный характер.

- Не делай глупостей, - продолжал приятель. - Говорю тебе, поступай в технический вуз. Пойми, наконец, что пять лет учебы, и ты инженер - вполне обеспеченный человек, и тогда занимайся птицами, охоться сколько тебе угодно. Ведь за то, что ты будешь знать, как живут звери и птицы, тебе денег платить не будут.

- Не будем говорить об этом, - перебил я собеседника. - Пойду туда, куда меня тянет - не хочу себя ломать только ради какого-то материального благополучия. Лучше скромно жить, но заниматься любимым делом.

- Ну и возись со всякой дрянью - с мышами и лягушками, - увидишь, что из этого выйдет. Вспомнишь мои слова - пожа­леешь, да поздно будет, - махнул он рукой, показывая этим, что разговор между нами исчерпан.

Много воды утекло с того времени, но и сейчас я частенько вспоминаю этот разговор на охоте. И вспоминаю его с улыбкой, так как свое дело, свою профессию и сейчас не променяю ни на какие блага в мире.

После тишины лесов и полей, где бойкий крик пестрого дятла или пение жаворонка не мешает нам улавливать едва слышные звуки и шорохи, невообразимым шумом и суетой встре­тил меня Московский университет. Все куда-то спешили, на ходу сообщали друг другу какие-то новости, объясняли что-то, смеялись. Вот группа юных студенток-первокурсниц. Человек двадцать их сгруппировалось у какого-то объявления. Все они говорят разом, стараются перекричать друг друга, и никто не слушает, что говорит сосед. Ну что тут можно понять, разве можно в чем-нибудь разобраться? Но, вероятно, это и есть та жизнь, о которой читаешь в книгах, - дружная жизнь шумного коллектива студентов. Надо только суметь примкнуть к нему, и тогда все сразу наладится, пойдет своим чередом. Настойчи­вый, громкий звонок прерывает мои размышления. Толпа студен­тов разом отрывается от доски объявлений и, продолжая пере­кидываться фразами и смеяться, шумно рассаживается в прос­торной аудитории. Захваченный общим потоком, за ними иду и я. Стихает аудитория, начинается лекция.

Попав в университет, я почувствовал себя совершенно беспо­мощным. Мне как-то не удавалось достаточно быстро разобраться в массе объявлений, в расписаниях лекций и практических занятий. Я часто по недоразумению посещал лекции, которые меня в сущности мало интересовали, и, напротив, не попадал на те занятия, которые были необходимы. К счастью, это продол­жалось недолго. Как и другие новички, я вскоре перезнако­мился со студентами-первокурсниками и завел товарищей.

Со смехом и удовольствием вспоминаю знакомство со своим другом и спутником по экспедиции Сергеем Наумовым. Это слу­чилось в первый месяц моего пребывания в университете. «Не совсем обычный студент, - подумал я, пристально рассматривая вошедшего в аудиторию парня. - И почти наверное, судя по его костюму, - охотник». Это был высокий блондин с длинными, заче­санными назад волосами. Простая защитная косоворотка, здо­ровенные, с длинными голенищами охотничьи сапоги и какая-то естественная непринужденность заставили меня обратить на него внимание. «Интересно знать, охотник он или, только оригиналь­ничая, носит костюм охотника», - подумал я, проводив его глаза­ми, и уткнулся в свою работу.

Кончилось занятие. Я только вышел на широкий универ­ситетский двор, как большими решительными шагами ко мне подошел тот самый студент.

- Я Наумов, - отрекомендовался он, протягивая мне здоро­венную руку. - Я вашего папашу знаю и вашу собаку сеттера знаю, - на выставке встретились. Давайте познакомимся.

Мое предположение оправдалось: Наумов действительно ока­зался большим любителем-охотником, и это способствовало нашей дружбе.

Не успело закончиться первое полугодие, как мы с Сергеем были посвящены во все особенности университетской жизни. Выяснили, что ряд студентов-старшекурсников уже ведут настоя­щую научную работу и ежегодно, то самостоятельно, то под руководством одного из профессоров кафедры, выезжают в дале­кие научные экспедиции. В то время особенно интересовала московских зоологов Средняя Азия. Из поездок участники экспе­диций привозили большие и ценнейшие коллекции. Как это инте­ресно! Исследования в природе и собирание недостаточно изучен­ных зверей и птиц - именно то, о чем я мечтал до поступле­ния в университет. «Надо как можно лучше освоить технику снятия шкурок и набивки тушек», - решил я, глядя на разложен­ные по столам коллекции. Несколько дней спустя я уже получил разрешение практиковаться под руководством опытного препа­ратора. В то время единственным препаратором при Зоологиче­ском музее университета был старик Цельмин; звали его Август Карлович. Во многих отношениях Август Карлович был замеча­тельным человеком. В молодости, живя в Латвии, он сначала пристрастился к охоте, потом до тонкости изучил дело препа­ратора. Он переселился в Москву и работал то в одном, то в другом музее, сопровождая в экспедициях наших ученых.

Иной характер носили тогда научные экспедиции. На далекие окраины русской земли проникали только смелые и энергичные люди.

Представьте себе, что вам сейчас захотелось побывать на Крайнем Севере, увидеть океан, тундру, ее обитателей. Ну что же - это не так сложно. Нужно только желание. Вы со всеми удобствами усаживаетесь в глубокое, мягкое кресло, «стальная птица» поднимает вас в воздух и в короткое время переносит на громадное расстояние. Посмотрите в окно. Где-то далеко внизу медленно уползает назад земля, сначала хвойные леса Севера, потом безбрежная тундра. Постепенно самолет спуска­ется ниже и вскоре летит на высоте ста-двухсот метров. Хорошо видны выступающие среди воды кочки, камни, шапки лишайника. Вот стая гусей-гуменников отдыхает на берегу мелководного водоема. Самолет для них не диковина. Они лениво склоняют набок головы, смотрят в прозрачное небо. Какое им дело до пролетающей «стальной птицы»? Но вдруг гуси насторажива­ются, сбиваются, в тесную группу. Прямо на них, меняя свои очертания, бежит по земле тень самолета. Ближе, ближе... С гого­том поднимаются птицы в воздух и крикливым косяком летят в сторону - туда, где до самого горизонта широко раскинулась то ровная, то холмистая тундра, где во всех направлениях, отражая бледное небо Севера, блестят озера.

Еще несколько летных часов, и вы на месте. Но не среди безлюдных пространств Севера, а на одной из факторий или на маяке, где прилетевших встречают радушные люди, где есть ра­дио, теплое помещение и запасы продуктов. Разве не приятна и не интересна такая экскурсия?

А в то время?..

Загадочен, недоступен кячался Север. Страшен был и далекий путь. Тысячи километров бездорожья отделяли города и селения от берегов Ледовитого океана. Глухая тайга, топкие болота криволесья и необъятная тундра преграждали дорогу и пугали своей беспредельностью даже смелого человека. Но тем инте­реснее русским ученым казался Север. Жажда знания окраин русской земли манила к себе, заставляя предпринимать долгие, полные лишений и опасностей экспедиции. Одним из таких ученых был замечательный знаток птиц нашей Родины - Сергей Алек­сандрович Бутурлин. Он не раз посещал самые отдаленные уголки сибирского Севера, привозя из поездок большие коллекции птиц и новые сведения об их жизни. Частым спутником Сергея Александровича был препаратор Август Карлович. Когда я попал к нему в мастерскую в качестве практиканта, он был уже ста­риком и любил вспоминать о своем прошлом.

- Семьи не имел, свободным человеком был - почему не по­ехать даже на год поохотиться в тундре, - начал он однажды, прерывая работу и закуривая. - С Бутурлиным хорошо ездить - спокойно. Заботливый, внимательный человек Сергей Александро­вич. И добрый. Когда мы вернулись с ним из последней поездки, он мне отличное ружье подарил. Да, в экспедициях лучшего това­рища найти трудно. Одно плохо - горяч очень. Как вспылит - прямо беда, себя не помнит.

И вот, чтобы пояснить свои слова, Август Карлович рас­сказал мне маленький эпизод из своей жизни.

В одно лето Бутурлин и препаратор Цельмин спускались на лодке вниз по многоводной реке Колыме. Течение могучей сибирской реки быстро несло лодку, нагруженную продоволь­ствием, спальными мешками и прочей экспедиционной утварью. По сторонам уплывали назад берега, одна за другой сменялись картины. Сергей Александрович сидел на корме лодки, правил веслом и писал путевой дневник. Препаратор тоже занимался делом: он снимал шкурки с птиц, добытых на последней стоянке. - Смотрите, Август Карлович, прямо на нас впереди летят какие-то птицы, - нарушил молчание Сергей Александрович. - Это гагары - берите скорей ружье!

Препаратор не спеша отложил работу, взял ружье и при­готовился к выстрелу. Прямо на лодку невысоко летели две крупные птицы. Они вытянули длинные шеи и часто махали короткими крыльями.

«Tax... тах», - грянули выстрелы, но, увы, без результата. Обе гагары, видимо, не получив даже ранения, продолжали ле­теть в прежнем направлении. «Смотрите вперед, Август Карло­вич, еще летят», - предупредил Бутурлин спутника. И действи­тельно, далеко впереди показалась еще пара птиц, за ней неболь­шая стайка, потом опять пара, а за ними еще и еще. Все гагары летели вверх по течению, придерживаясь средней части реки, по которой плыла лодка. «Tax... тах», - вновь грянул дуплет. «Tax... тах...», «тах... тах...» - с короткими интервалами еще и еще раздавались выстрелы.

Август Карлович, едва успевая перезаряжать двустволку, стрелял и стрелял по близко налетающим птицам. Но что за странность, какая досада! - стрельба не достигала цели. Над рекой стлался пороховой дым, тяжелые войлочные пыжи высоко взлетали в воздух и падали в воду. Иной раз обсыпанные пробью гагары взмывали над лодкой, но уже в следующую секунду вновь выправлялись и спокойно летели дальше.

- Август Карлович, да вы с ума сошли, что ли? - вдруг не своим голосом закричал Бутурлин. - Нельзя же так бессо­вестно мазать. Расстреляете дробь и порох, где мы их возьмем, чем в устье стрелять будем?

- Я хорошо целюсь, правильно целюсь, Сергей Александро­вич, но не могу убить этих птиц, - пытался оправдываться пре­паратор. - Неправда, - вновь закричал Бутурлин. - Вы совсем не целитесь, на таком расстоянии нельзя промахнуться, вы забыли, где мы находимся, вы пуделяете, как мальчишка...

С этими словами Бутурлин выхватил ружье из рук своего спутника и, встав на одно колено, приготовился к выстрелу. Пары и небольшие группы гагар все еще продолжали проле­тать над плывущей вниз по течению лодкой.

- Вот смотрите, как надо стрелять! - повернулся на мгнове­ние Бутурлин к смущенному и растерянному Августу Карло­вичу. - Смотрите, - и он вскинул двустволку.

Будучи превосходным стрелком, Сергей Александрович, конеч­но, был уверен в своей правоте и спешил доказать это на деле. Но эффект получился обратный. Дуплет и у него не дал никаких результатов. Обе птицы после выстрелов благополучно продол­жали путь. Дрожащей рукой Бутурлин вынул пустые патроны, отбросил их в сторону и зарядил новые.

«Tax... тах...» - вновь прокатились выстрелы, но, увы, опять безуспешно. И тогда за ними последовала настоящая канонада. Клубы дыма ползли над водой, над лодкой взмывали в воздух гагары, но, пережив короткий испуг, невредимые продолжали лететь вверх по течению. А на корме, подобрав брошенное весло и выправив лодку, скромно сидел препаратор. Ему не хотелось показывать, что на этот раз он был рад в душе неудаче своего горячего товарища.

- Что же вы сказали Сергею Александровичу, когда он кон­чил пальбу? - с интересом спросил я рассказчика.

- Что сказал? Ну что я мог сказать? Ничего не сказал, - развел руками Август Карлович.

Для читателей, безусловно, остается загадкой, почему стрелки сделали так много промахов. Не вполне ясно это и для автора книги. И в моей практике были такие случаи, когда хорошо бьющее ружье без видимой причины временно теряло боевые качества. Возможно, это было связано с плохим снаряжением патронов или с изменениями температуры и влажности воздуха, при которых бой ружья иногда резко меняется:

Но перейду к своему основному рассказу. В течение несколь­ких месяцев, как только у меня выкраивалось свободное время, я шел к препаратору и работал под его руководством. Одно­временно я увлекся чтением специальной литературы. Как много я нашел здесь интересного, увлекательного! Описания многолетних путешествий Северцова и Пржевальского особенно нравились мне - от них я не мог оторваться. Их сменили более поздние работы, посвященные изучению степей и пустынь Средней Азии и многих других частей нашей необъятной Родины. Прочи­танные книги о путешествиях русских ученых, доклады студен­тов-старшекурсников о научных поездках и рассказы старика-препаратора не прошли бесследно. Меня неудержимо потянуло в Среднюю Азию. «Хотя бы несколько дней провести в этой стране, повидать природу ее своими глазами, - мечтал я. - Ведь для такой поездки не нужны большие средства, а немного достать, вероятно, сумею».

Прошло месяца два, и мне улыбнулось счастье.

- Хочешь подработать? - остановил меня однажды председатель домоуправления.

- Конечно, хочу, - не задумываясь, ответил я.

- Срочно нужно очистить все наши крыши от снега - хорошо заплачу.

В течение четырех дней я трудился с утра до вечера, а когда наши крыши были очищены, предложил свои услуги соседнему домоуправлению. Собрав небольшую сумму, я и предпринял свою первую поездку в Среднюю Азию.

Не скажу, чтобы поездка была вполне удачна. После утоми­тельного пути я вышел из вагона на маленькой станции между Ташкентом и Самаркандом и поселился на краю станционного поселка в семье «водокачника». Отсюда я ежедневно ходил в тугайные заросли, где в изобилии водились фазаны, или ездил на охоту на маленькой лодке. Привольно, без всяких забот, но, к сожалению, как-то особенно быстро прошли две недели. Пора было думать о возвращении в Москву.

Много лет прошло с того времени, когда я впервые пристрас­тился к охоте, взялся за полевую исследовательскую работу, за добывание живых диких животных. Где только я не побывал за этот период жизни!

С рюкзаком и ружьем за плечами я прошел пешком много тысяч километров. И, несмотря на разнообразие природы, с которой сталкивался, живо сохранил в памяти все, что пришлось видеть. Иной раз разверну карту Советского Союза и, не замечая времени, часами брожу по ней глазами.

Вот на реке Урале стоит город Оренбург. Какое велико­лепие здесь в степях в весеннее время! А там, далеко на юго-вос­токе, жаркий Ташкент. Велики, безбрежны кажутся степи и пустыни, отделяющие эти два города. Но ведь эти простран­ства мы с моим другом Сергеем прошли пешком. И в памяти одна за другой воскресают картины прошлого, вспоминаются случаи из экспедиционной жизни. О них, хотя бы частично, я сейчас и расскажу.