Коростель широко распространен почти по всей территории нашей страны и не встречается только на Крайнем Севере; в Южном же Казахстане и в большинстве районов Средней Азии он не гнездится, но попадается там на пролетах. Относится он к роду "коростель", входящему в семейство "пастушковые", отряд "пастушки". Местами его также называют дергун, дергач, кречек и кряква - все названия связаны со звуком голоса птицы.

Длина коростеля колеблется от 24 до 30 см, размах крыльев - от 41 до 49 см. Вес - от 200 до 250 г. Очень редко встречаются крупные коростели, которых С. Т. Аксаков называл "князьками". Мне лично за шестьдесят с лишним лет охотничьей практики лишь однажды, во время охоты в Фировском районе Калининской области, в мелком березняке, смежном с заболоченными лугами, удалось добыть такого "великана". Размерами он почти вдвое превосходил обычных дергачей, а сложением и окраской от них не отличался. Установить причину подобного отклонения от нормы пока не удалось.

Коростель - птица подобранная, как говорят, "поджарая". Он обладает узким, вытянутым и сжатым с боков туловищем, длинной шеей, коротким хвостом и относительно высокими ногами. В окраске преобладают рыжие, охристые цвета. Перья сверху темно-бурые, испещренные оливково-серыми пятнами; горло, щеки и нижняя сторона шеи пепельно-серые, бока темно-бурые, в рыжих пятнах, крылья буровато-рыжие, в мелких светло-желтых пятнах. Клюв бурый, глаза темные, карие, выразительные.

Коростель - птица перелетная. Прилетает он в мае, отлетает на зимовку в северных районах в августе, в более южных местах гнездования задерживается до середины октября. Зимует в Африке и Южной Азии.
Обитают коростели преимущественно на травянистых болотах и на лугах, вблизи речек и хлебных полей, предпочитая влажные, но не слишком сырые места, заросшие густой высокой травой, с большим количеством кустов. В этой траве они проделывают ходы - "тропы", по которым ловко и быстро бегают, причем во время движения совершенно не колеблют стебли трав.

Осенью 1954 года в районе города Мосальска Калужской области мне приходилось встречать массу коростелей в лесах, почва которых за годы войны сильно заросла высокой травой. Поднять на крыло этих птиц было чрезвычайно трудно, и от спаниелей, с которыми я охотился, требовались большое мастерство, быстрота, верное чутье.
Питаются взрослые коростели насекомыми и их личинками, червяками, моллюсками, гусеницами, различными семенами. Охотно поедают и мелких лягушат, только недавно покинувших оболочку головастиков.

Сразу же после прилета к месту гнездования у коростеля начинается брачный период. В это время в течение круглых суток можно слышать его скрипучий брачный крик, состоящий из двух слогов и напоминающий звук, издаваемый зубьями гребенки, когда по ней медленно водят деревяшкой.

Коростели не разбиваются парами, а живут в многобрачии. Самка на сухом месте выкапывает в земле ямку и выстилает ее травой, мхом, корешками растений. Кладка состоит из 8-9, а иногда 11-12 яиц. Высиживает только самка: самец не принимает участия в заботах о потомстве.

Высиживание продолжается около трех недель. На гнезде самка сидит крепко, позволяет снять себя руками и нередко во время сенокоса гибнет под косой. Вылупившиеся птенцы бывают покрыты черным шерстистым пухом и своим видом напоминают скорее мышей, чем молодых птиц. Очень скоро они покидают гнездо и вместе с матерью отправляются на поиски пищи. Самка проявляет большую заботу о своем потомстве: самоотверженно защищает птенцов от врага, разыскивает для них насекомых и червей, а на отдых собирает их под крылья, как наседка цыплят.

Молодые коростели - исключительно проворные существа. Они ловко бегают в густой траве, а в случае опасности моментально прячутся, причем так искусно, что найти их почти невозможно.

Мне не раз приходилось во время полевой натаски собак встречать на лугах самку коростеля с выводком. Малыши по первому тревожному крику матери стремительно бросались в разные стороны и моментально исчезали, а самка с криком бегала перед собакой, стараясь отвести ее подальше. И когда я отзывал собаку и уходил прочь, заботливая мать некоторое время продолжала бежать за нами, провожая нас тревожными криками, и, только убедившись, что мы отошли достаточно далеко, возвращалась обратно к птенцам.

Молодые коростели быстро растут и развиваются. Вскоре они полностью покрываются рыжевато-бурыми перьями и из птенцов, похожих на мышей, превращаются во взрослых коростелей. Только перья на крыльях молодых птиц отрастают не сразу, и они еще некоторое время не могут летать. Охотники называют их, как и утят, "хлопунами". В этот период молодые дергачи покидают мать и начинают вести самостоятельный образ жизни. Постепенно на крыльях у них отрастают перья, и коростели становятся совсем взрослыми. В южных районах страны старые самки нередко приступают ко второй кладке и выводят второй выводок птенцов, которые к моменту отлета на юг становятся совершенно взрослыми.

В образе жизни коростеля следует отметить одну особенность, на которой и основана охота на эту птицу. Коростель неохотно поднимается на крыло, предпочитая спасаться от преследования бегством в густой траве. Бегает он настолько быстро, что заставить взлететь его крайне трудно. Даже в начале лета, когда можно приблизиться к кричащей (токующей) птице почти вплотную, поднять ее на крыло удается очень редко. Она обычно с большой скоростью отбегает в сторону, и ее голос, только что звучавший совсем рядом, слышится уже где-то в стороне, нередко в 20-30 м от вас.

Взлетает коростель только в самых крайних случаях, когда у него полностью отрезаны пути к отступлению по земле. При виде взлетевшего коростеля создается впечатление, будто он вообще плохо летает. Поднявшись в воздух, он летит медленно, низко над землей, по прямой линии, часто работая крыльями, и очень скоро опускается обратно на землю. Во время полета коростель не подбирает ноги: они неуклюже висят у него книзу.

Однако мнение о том, что коростель плохо летает, неверно. Во время осеннего и весеннего перелетов, которые происходят в основном по ночам, дергачи поднимаются высоко в воздух, летят быстро и споро, подобрав ноги, преодолевая большие пространства и пересекая моря, лежащие на пути к местам зимовок или гнездования. Следовательно, нежелание коростеля подняться в воздух объясняется не плохими его способностями к полету, а отличными качествами бегуна, не желающего себя обнаружить и умеющего ловко скрываться от врага при помощи быстрых ног. В этой связи следует отмести предположение, будто коростель весною и осенью к местам гнездования и зимовки не летит, а двигается по земле.

Скорость коростеля на бегу изумительна. Мне однажды пришлось поднять старого дергача на кромке нескошенной травы, окруженной со всех сторон только что обкошенной луговиной. После выстрела легко раненная в крыло птица упала на скошенную полосу, а затем со всех ног бросилась удирать по лугу. Бежала она с такой быстротой, что поймать ее не было никакой возможности, и лишь второй выстрел прекратил этот стремительный бег.

Охота на коростеля с легавой собакой не может быть рекомендована, так как он не выдерживает стойки, бежит от собаки и этим сильно ее горячит. Молодую собаку на охоте по коростелю можно вконец испортить: она будет срывать стойку по бекасу, дупелю и по другой "красной" дичи.

Иногда на коростеля охотятся с гончей собакой или с полукровкой. Мне в 1939 году пришлось охотиться в Винницкой области с одним местным охотником, у которого была беспородная, но очень активная собака с хорошим чутьем. Причуяв в траве коростеля, она сильными прыжками бросалась к нему, и нередко ей удавалось поднять птицу на крыло под выстрел охотника. Но все же большинство дергачей успевало спастись от собаки бегством и скрыться в густой траве или в кустарнике, из которых собака при всем старании не могла выгнать птицу.

Наиболее подходящая собака для охоты на коростеля, несомненно, маленький спаниель. По коростелю он работает быстро и энергично, настойчиво преследует убегающую птицу и обязательно поднимет ее на крыло под выстрел охотника. В 1951 году мы, группа московских охотников, с большим успехом охотились на коростелей со спаниелями в луговых угодьях Черниговской области. Местность была настолько крепкой и заросшей, что заставить птицу взлететь было неимоверно трудно: она предпочитала ловко маневрировать в зарослях и не взлетала. Наша шестерка хорошо подготовленных спаниелей, во главе с моим Чарли, разыскав коростеля, начинала энергично его преследовать. Собаки буквально брали птицу "в окружение" и отрезали ей все отходы в заросли. Вынужденный подниматься на крыло, дергач попадал под выстрел одного из охотников.

Хорошо подготовленный спаниель, отлично изучивший повадки коростеля, показывает на этой работе высокое мастерство и выдающуюся смекалку. В августе 1953 года мой Чарли во время охоты по болотной дичи в Бронницком районе Московской области разыскал и настойчиво преследовал бегущего в траве старого коростеля. Спасаясь от собаки, дергач укрылся в огромном густом кусте. Чарли сунулся за ним, сейчас же выскочил обратно и, глядя на меня, дважды подал голос, как бы предупреждая, что дичь найдена. Вслед за тем он быстро обежал куст кругом и с обратной стороны бросился на затаившуюся птицу. Старый опытный дергач был вынужден подняться на крыло в мою сторону и попал под выстрел.

Осенью 1957 года на охоте в Калининской области я стрелял коростелей "английским способом" из-под своих собак - пойнтера Лады и спаниеля Кармен. В этих случаях Лада находила коростеля и делала по нему стойку, а Кармен заходом с обратной стороны броском поднимала птицу на крыло под выстрел.

При взлете коростеля не следует горячиться и спешить с выстрелом. Птица поднимается обычно близко от охотника и легко может быть разбита при выстреле. Надо отпустить ее шагов на тридцать и только тогда стрелять. Известный натуралист, охотник и писатель Н. А. Зворыкин как-то советовал мне при взлете коростеля вначале произнести: "Эх, какой!" - и только после этого восклицания поднять ружье, прицелиться и выстрелить. Совет оказался полезным, и я всегда старался следовать ему.

Ружье для стрельбы коростеля не должно иметь кучного боя, не требуется и резкость боя, так как эта птица не крепка к выстрелу. Дробь следует применять мелкую, не крупнее № 7. Порохом желательно пользоваться бездымным, чтобы облако дыма не помешало точно заметить место падения убитой птицы: найти ее в густой и высокой траве не так-то легко.

Одежда, обувь и снаряжение на охоте по коростелю такие же, как и на охоте по бекасу и дупелю. Носить убитых дергачей лучше не в сетке, а подвешенными на тороках: в этом случае они лучше проветриваются, не теряют вида и меньше портятся.

Заканчивая раздел об охоте на коростеля, мне хочется остановиться на некоторых особенностях этой малоизученной птицы. Дело в том, что образ жизни, характер и повадки ее еще недостаточно изучены орнитологами. Существует твердое убеждение, что коростель не переносит неволю и, пойманный, быстро погибает. Некоторые ученые неоднократно и безуспешно пытались содержать коростелей в вольерах, создавая им условия, близкие к их естественной обстановке и предоставляя соответствующее питание. Поэтому коростель и относится к птицам, до сих пор еще весьма слабоизученным.

В отношении коростеля бытуют всевозможные неправильные, а подчас и смешные поверия. Некоторые украинские охотники всерьез уверяли меня, что коростель - не птица, а помесь птицы со змеей (?!) и что потому он плохо летает и отлично передвигается в густой траве. А один охотник из Винницкой области, лет пятьдесят назад, заявил даже, что никогда не стреляет эту "диковинную" птицу: поднятый на крыло коростель, улетая, всегда "смотрит на вас", отчего у вас и рука на него не поднимается!

Окружающий коростеля таинственный ореол возник, несомненно, потому, что птицу не наблюдали в неволе. Мне не раз удавалось отлавливать и молодых и старых коростелей, которых я помещал в просторные клетки и вольеры. Пойманные птицы вели себя беспокойно, бились о прутья и не принимали никакой пищи. Продержав их несколько дней и ничего не добившись, я был вынужден выпускать пленников на свободу. В конце концов мне все же удалось в известной мере разгадать "тайну" коростеля.

Осенью 1963 года я охотился с пойнтерами Ладой и Анчаром на заболоченных лугах реки Пры в Рязанской области. На обширной луговине, густо покрытой высокой, уже рыжей травой, Анчар прихватил запах коростеля, повел по нему и встал. Лада находилась шагах в тридцати впереди и, "секундируя", также встала, повернувшись мордой к Анчару. Коростель побежал вперед и наскочил на Ладу. Та придавила набежавшую птицу, затем осторожно, мягким прикусом, взяла ее в зубы и подала мне.

В руках пойманный молодой коростель вел себя совершенно спокойно, с любопытством вертел головой и осматривался кругом. Собаки не помяли его: он был одет в плотное осеннее оперение.

Я принес коростеля в деревню, раздобыл у соседей большую клетку и поместил в нее пойманную птицу. Дергач спокойно осмотрелся, потянулся, разминая затекшие ноги, попил воды и начал приводить в порядок крылышки. Его поведение резко отличалось от поведения тех коростелей, которых я ловил раньше: он совсем не боялся людей, не бился в клетке, чистился, спокойно осматривался и пил воду. Однако есть не стал. Я предлагал ему рубленое мясо, дождевых червей, мух, разные семена - все напрасно. Тогда я решил покормить его насильно. Это помогло, через неделю принудительного кормления дергач стал уже сам с аппетитом поедать червей, мух, других насекомых. Мне удалось создать для него специальный корм - смесь из рубленого мяса, сырых яблок, крутых яиц, хлеба, зерен, различных насекомых и червей с добавлением творога. Такая пища особенно пришлась по вкусу коростелю - вероятно, в ней оказались все необходимые для его нормальной жизнеспособности компоненты. Но охотнее всего он поедал мелких лягушат, причем был способен съедать их "за один присест" по 20-30 штук. Словом, на таком питании коростель не худел, постоянно был бодрым, подвижным и оживленным.

К концу месяца коростеля, которого мы назвали Корочкой, трудно было узнать. Он стал совершенно ручным, свободно бегал по комнате, возвращаясь в клетку только на ночь, отлично знал свою кличку, бежал на зов, брал корм из рук, вскакивал на подставленную руку и спокойно сидел на ней, вертя головой и посматривая на людей выразительными темно-карими глазами.

Аппетитом он обладал завидным, ел помногу и за первый же месяц изрядно поправился. Особенно любил мух, за которыми ловко охотился в комнате: заметит севшую на стенку муху, иногда довольно высоко от пола, и, не отрывая от нее глаз, подкрадывается к ней, а затем резким прыжком взлетает вверх и, никогда не промахиваясь, схватывает добычу. Однажды в комнату через форточку залетела бабочка-крапивница. Коростель устроил за ней настоящую погоню и, словив на окне, легко проглотил вместе с крыльями. Так же ловко он расправлялся и с принесенными крупными жуками.

К нашему отъезду из деревни коростель настолько привык к новой жизни, что даже на собак не обращал никакого внимания, а те, в свою очередь, никогда не обижали птицу. К нам же он по-настоящему привязался. Стоило мне или жене войти в комнату, Корочка спрыгивала на пол и с нежным покрякиванием бежала навстречу, ожидая угощения.
Вечером, когда я сидел за столом и записывал дневные наблюдения, птица, стоя на куполообразной крыше своей клетки, подолгу следила за мной и щурилась на ярко горевшую над столом лампу. Потом засыпала, поджав одну ножку и спрятав голову под крыло. Выспавшись, она перелетала на стол и, очевидно проголодавшись, бесцеремонно дергала меня за пальцы, требуя угощения.

Когда мы уходили из комнаты, коростель всегда провожал нас до дверей, но никогда не пытался выскочить наружу, а проводив, возвращался на крышу клетки или на подоконник, откуда любил наблюдать сквозь стекло за гуляющими на улице деревни курами и гусями.

Поздней осенью мы вернулись в Москву. Посаженный в небольшой ящик с нитяной сеткой сверху, коростель спокойно перенес дорогу. В комнате мы выпустили его из ящика. Быстро осмотрев новое жилье, он забрался на письменный стол и стал устраиваться на нем, как в хорошо знакомой, обжитой квартире, в которую вернулся "из отпуска".
Мой письменный стол превратился в постоянное жилье нашего питомца. Здесь мы поставили для него небольшой чурбачок, который он сразу же приспособил для сна и отдыха. Под столом в большом ящике уже два года жил турухтан, выбегавший покормиться и размяться на полу, а рядом в клетке - два перепела: отлично поющий петушок и курочка. Коростель, как истый отшельник, не обращал на птиц никакого внимания, демонстративно игнорировал попытки общительного куличка завязать с ним дружбу. Если же турухтан слишком надоедал Корочке, бегая за ней по комнате, коростель взлетал на стол, куда куличок не решался последовать.

Вскоре коростель почувствовал в нашей квартире себя полным хозяином. Он бегал по всей комнате, взлетал на туалетный столик жены и с любопытством рассматривал себя в зеркало; при этом забавно вертел головой, как бы прихорашиваясь и кокетничая. По вечерам он любил слушать музыку по радио и вместе с нами "смотрел" телевизор, с интересом наблюдая за сменяющимися кадрами. Собаки не обижали птицу: лишь когда она выбегала в соседнюю комнату, где они спали, Анчар водворял Корочку обратно, легонько подталкивая мордой в хвостик.

Корочка оказалась самкой. Весной 1965 года у нее проснулся инстинкт материнства, и на моем письменном столе, в затемненном углу, она соорудила несложное гнездо, сев высиживать несуществующие яички. Свое гнездо Корочка тщательно оберегала и старалась никого к нему не подпускать. К сожалению, мне не удалось тогда найти гнездо дикого коростеля или перепела, чтобы подложить под Корочку несколько штук взятых из него яиц.

За короткий срок коростель позволил мне осуществить много ценных наблюдений за его образом жизни, привычками и характером. Этих маленьких открытий, конечно, нельзя было бы сделать, наблюдая дергачей только на воле. Корочка подтвердила, что коростель - действительно птица диковинная, необычная своим мягким, привязчивым нравом, смелостью и, если можно так сказать о птице, сообразительностью.

Когда я в 1965 году опубликовал свои двухлетние наблюдения за жизнью коростеля в неволе, не поверив написанному, мне позвонила по телефону орнитолог Л. В те дни я был в командировке, и жена пригласила ее приехать и лично убедиться в правдивости написанного. Л. была, конечно, изумлена всем, что увидела и узнала.
Корочка очень любила сидеть на моем письменном столе тогда, когда я что-либо писал. Она с огромным интересом следила за появляющимися на бумаге буквами и, как бы помогая, трогала клювом мои пальцы, выжидательно заглядывала мне в лицо.

Много всевозможных птиц держал я дома, но, пожалуй, наиболее интересной, приятной и милой из всех был наш малоизученный коростель.

К сожалению, Корочка прожила у нас недолго, немногим более трех лет. Осенью 1966 года над Москвой разразилась сильная гроза, а нас с женой в это время не было дома. Очевидно, Корочка, испугавшись, взлетела и обо что-то ударилась, сильно повредив ногу. И хотя мы приняли все меры, чтобы залечить ушибленную ногу, у Корочки началась саркома кости, и через несколько месяцев она погибла. У нас сохранились только несколько фотографий, на которых Корочка запечатлена вместе с нами и с нашими собаками.