Энциклопедия охотника
Подписка на сроки охоты

1) Э. Лаверак Сеттер

2) С. Качиони Год охотника настольный справочник-календарь

3) Медведь и медвежья охота А.А. Ширинский-шихматов

4) Записки натуралиста. Спангенберг Е.П.

5) Молодому военному охотнику. Ф. В. Савинский

6) Охота: Краткий справочник. Кудрявцев Е. В.

7) Природа и охота

8) В.Е. Герман "охота на вальшнепа"

9) Охота на болотную и луговую дич

10) В.В. Архангельский "Охота на полевую, степную, пустынную и горную дичь"

11) В.Н. Каверзнев "Охота на кабанов"

12) Охота по перу В.В. Рябов

13) Охота на пушных зверей И.А. Гуляев

14) Охота на зайцев И.А. Львов

15) Кумаонские людоеды Джим Корбетт

16) Охота на рябчиков А. Михеев

17) Охота на уток и гусей. В.В. Рябов

18) Техника безопасности на охоте А.Э. Кун

19) Советы начинающим охотникам С.И. Тамман

20) Охота на копытных животных И.И. Дебрин

21) Охота на боровую дичь. В.В. Рябов

22) Лисица. Охота на лису.

23) Правила охоты в Калининской области 1978 г.

24) Подсадная утка и охота с ней Русенов

25) Охота и охрана фауны  Русанов Я. С.

26) Хищные птицы леса Галушин В.М.

27) Охота на лисицу Зворыкин В. А.

28) Глухой тетерем (охотничья монография) Л.П. Сабанеев

29) Охота на кабанов Каверзнев В.Н.

30) Охота на зайцев Львов И. А.

31) Охота на волка Разумовский Б.И.

32) Утиная охота Рахманин Г.Е.

33) Охота на хищных зверей Саулин П.О.

34) Охота на зайцев и других грызунов Смирнов Н.П.
Главная » Новости охотника » Четвероногий друг

Четвероногий друг


30.10.2009

Записки натуралиста. Спангенберг Е.П.



ЧЕТВЕРОНОГИЙ ДРУГ

Во время поездок меня особенно интересовали птицы. Чтобы познакомиться с малоизвестной мне птицей, посмотреть, как она живет в природе, добыть для коллекции несколько экземпляров, я готов был переносить любые лишения и невзгоды. Но, увлекаясь полевой работой, я не любил, чтобы меня стесняли даже близкие мне люди. Ведь у каждого свои привычки. Лучше всего я себя чувствовал, когда оставался один и знал, что никто не помешает наблюдениям. Одного недоставало в поездках: верного друга и по­мощника - хорошей собаки.

Однажды, возвращаясь в Москву из горной Армении, я из вагона поезда увидел турачей. Спугнутые шумом поезда, птицы поднимались от полотна железной дороги и, отлетев в сторону, садились в кустарники. Этого было достаточно, чтобы я сошел на ближайшей маленькой станции: захотелось добыть несколько турачей для коллекции. Полдня я пробродил с ружьем по колючим зарослям - мне не везло, я застрелил только одну птицу.

- А турачей-то у вас, по-видимому, маловато,- разочаро­ванно сказал я встретившемуся мне колхознику-азербайджанцу.

Тот усмехнулся.

- Собака есть?

- Нет, собаки у меня нет.

- Собаки нет - турач нет, собака есть - турач полно,- от­ветил собеседник.

собакаИ верно. Я сам все более стал сознавать, что без четвероногого помощника не обойтись. Как бывает обидно, когда после многих трудов убьешь какую-нибудь редкую птицу, а твоя добыча упадет в такое место, где ее почти невозможно найти.

Однажды я выкосил клочок запущенного луга (а за косой мне пришлось идти в поселок за 10 километров), чтобы отыскать маленькую, но драгоценную для меня птичку. Разве пришлось бы так мучиться, если б у меня была собака?

Одним словом, после бесчисленных неудач и огорчений я твер­до решил завести собаку. Но какой породы собаку выбрать? Над этим надо было серьезно подумать.

А что если взять фокса? Собака подвижная, маленькая и в то же время выносливая. Работы фокса я в то время не знал, но все мои друзья-охотники отзывались о фоксах весьма положительно. Подумал я, подумал и, наконец, приобрел прекрасного щенка фокса - звали его Бирка. Песик был шустрый и понятливый. Как только он немного подрос, я взял Бирку с собой в экспедицию в Казахстан.

Нужно было пройти по пустыне Кызылкум на верблюдах от русла реки Жанадарьи до станции Арысь. Путь длинный и тяже­лый, а для собаки хорошее испытание. С первых же дней я убе­дился, что Бирка вынесет любое путешествие. Правда, впервые увидев верблюдов, он прямо обезумел от страха. Верблюдов привели во двор дома, где мы жили, готовясь к отъезду в пустыню. Бирка в тот момент сидел во дворе на привязи. С перепугу рванулся он изо всей силы, разорвал цепь и стремглав кинулся в дом. Забился под кровать и дрожит всем телом. С трудом извлек я перепуганного пса из его убежища.

Но спустя два дня, когда мы уже шли под палящим солнцем по степям на запад, углубляясь в пустыню, Бирка вел себя превосход­но. Своим собачьим умом он понял, что верблюд - зверь для него не страшный, а в некоторых случаях может быть и полезным. Хитрый пес бежал не сзади, как обыкновенно бегают собаки, а под одним из верблюдов, укрываясь от жестокого солнца.

Окончили мы переход - пришли в Арысь, и оттуда я поехал в горы Тянь-Шаня подышать свежим горным воздухом после кы­зылкумского пекла. Ну, конечно, и Бирку взял с собой. Вот здесь-то он себя и показал с самой невыгодной стороны: я убе­дился, что Бирка не помощник для меня, а обуза.

собакаБрал я фокса каждый день в горы, где во множестве обитали красные сурки. Залезет пес в нору и сидит там часами, сурка облаи­вает. Я томлюсь у норы - жду, когда Бирка вылезет,- время напрасно теряю, но не бросить же собаку! Это еще не беда. Фокс - собака норная, так оно и должно быть. Не нравилось мне в Бирке другое. Уж очень он любил драки. Как завидит чужую собаку, сейчас же начнет с ней грызться.

А в Кир­гизии собаки страшные - киргизские овчарки. Такой могучей собаке ничего не стоит загрызть маленького фокса.

К моему великому огорчению, во дворе у соседа на цепи сидела овчарка, бегала вдоль протянутой проволоки. Вот Бирка и стал ходить к ней в гости, чтобы подраться. Первый раз отодрала овчар­ка маленького забияку ужасно. Отлеживался Бирка дня два, сто­нал целые ночи, зализывал раны, а затем, улучив минутку, опять улизнул на соседский двор. На этот раз овчарка изгрызла его до полусмерти, но Бирка и тут не угомонился.

Однажды слышу я хриплое рычание, взвизгивание. «Ну,- ду­маю,- опять собаки грызутся!» Схватил метлу и бегом во двор к соседям. Прибежал туда, да так и застыл от удивления. Смотрю и глазам не верю: фокс по всему двору гоняет здоровенную овчар­ку, кусает ее и все норовит в горло вцепиться. Овчарка - собака сильная, увертливая, но цепь мешает ей уйти от Бирки. То сбросит с себя овчарка вцепившегося фокса, то в сторону отскочит, то в будку залезет. Но Бирка от нее не отстает ни на шаг, даже лезет в будку и всаживает клыки в тело противника.

Едва я отогнал Бирку метлой от соседской собаки. И сейчас мне непонятно, почему на этот раз так смело вел себя Бирка. После этого случая овчарка стала бояться фокса. Как завидит его, начинает беспокойно метаться по двору, искать защиты у своей хозяйки.

Не давал мне покоя Бирка и во время горных походов. Завидит табун баранов, пасущихся на зеленых увалах, и к нему кинется. Знает ведь, что табун охраняют собаки-овчарки. Пока прибежишь на место происшествия - там уже творится что-то невероятное: перепуганные бараны рассыпались куда попало, собаки дерут Бирку, а он в каком-то упоении, как пиявка, впивается зубами в своих врагов.

Надоели мне Биркины драки. Помощи от пса мало, а беспокой­ства - хоть отбавляй. Однако расстаться с фоксом было жалко - привык я к нему. Когда мы вернулись в Москву, Бирка вдруг сбежал, оставив на память свою родословную. Поискал немного Бирку и стал думать о приобретении новой собаки.

Вот тогда-то и появился Гаудо, или Гаудик, ставший моим вер­ным другом и спутником в путешествиях. С первого взгляда он очаровал меня своей внешностью. Принадлежал Гаудик к породе оленегонных лаек. Пушистый, хвост калачиком, ушки торчком, глаза быстрые и такие умные - кажется, все понимает пес, только говорить не умеет.

В тундрах нашего Севера оленегонные лайки выполняют от­ветственную работу - пасут оленей. Отобьется олень от стада, собака вмиг его назад вернет да еще укусит как следует в наказа­ние за беспорядок. Если у такой пастушьей лайки проявляется интерес к охоте, оленеводы бьют собаку смертным боем: знай, свое дело, а охотой не смей заниматься! Однако среди оленегонных лаек нередко встречаются отличные охотничьи собаки: чуткие, зор­кие и неутомимые.

Я это знал, но, наученный Биркой, без пробы не решился взять Гаудо и, наскоро снаря­дившись, выехал с собакой в глухую деревушку, затерянную в лесах Кали­нинской области.

Тихая осень. Неподвижен прохлад­ный воздух. Куда ни глянь - тянутся моховые болота с корявыми низкорос­лыми сосенками, а среди них, как остро­ва, темнеют ельники. Только по далеким краям болота пестрит разноцветной листвой мелколесье: краснеет осина, желтеет береза. Изредка тревожно, по-осеннему, цыркнет лесной конек, за­стучит по сухому стволу дерева дятел, и опять тишина.

Мы с Гаудо в лесу еще до рассвета. С ружьем наготове осторожно брожу я по краям рёлок, пересекаю осинники, березовые перелески, чутко вслуши­ваюсь и всматриваюсь вокруг. Собаку

я почти не вижу. Она занята своим делом. Появится на мгновение из чащи, взглянет на меня, и опять я брожу один.

Но вот издали доносится лай Гаудо. Пролаял он раз, другой и замолчал. В густом осиннике хлопают крылья тяжело взлетаю­щей птицы, и снова лай азартный, звучный. По-звериному осто­рожно, стараясь, чтобы сухая ветка не хрустнула под ногой, чтобы не зашелестел палый лист, спешу туда, куда зовет меня четверо­ногий приятель. Кончился густой осинник, на пути освещенная солнцем прогалинка, на кочках рдеет брусника, а дальше отдель­ные ели, большие осины и редкое мелколесье - далеко видно... А вот и Гаудо. Его чуткие уши издали заслышали мою осторож­ную поступь, и, чтобы отвлечь внимание птицы, пес лает еще азартнее, взвизгивает, роет землю и вдруг, со злобой бросившись на молодую сосенку, треплет ее тонкие ветки зубами. По глазам собаки, по направлению ее лая стараюсь догадаться, где скры­вается птица.

глухарь«Там он, там он,- лает Гаудик.- Там он, там он»,- повторяет пес, обежав дерево с другой стороны. Ну, теперь все ясно. Лесной великан - глухарь - сидит на дереве и с недоумением следит за своим смешным противником. Глухарю надоела эта комедия, и, наклонив голову, он как бы дразнить собаку: «Лай сколько тебе влезет, все равно не достанешь».

Но гремит выстрел, сыплются сбитые дробью листья, и, пора­женный неожиданным грохотом, глухарь срывается с места. Тя­жело хлопая крыльями, он снижается почти до земли, но затем, выровнявшись в воздухе, летит над болотом. Был момент, когда Гаудик чуть было не поймал на лету птицу. Он подпрыгнул, как мячик, но щелкнул зубами в воздухе и тотчас же с отчаянным воп­лем кинулся за глухарем по болоту.

От этого вопля по спине пробежали мурашки. «Экая, право досада - как это я промахнулся! Не гожусь, наверное, для такой охоты». Руки дрожат, зубы мелкую дробь отбивают, патрона из ружья не могу вытащить. А лай оборвался где-то на болоте за ко­рявыми соснами. Не успел, видимо, Гаудик вновь «посадить» птицу на дерево - подвели маленький рост и короткие ноги, не угнался пес за летящей птицей, потерял из виду добычу.

Наконец я все же вытащил пустой патрон и, вложив новый, поспешил в том направлении, куда убежал пес. Не прошел и сотни метров, как слышу - снова лает Гаудик. Стал подходить на лай собаки и вскоре опять увидел лесного великана на дереве. Только на этот раз глухарь уже не дразнил собаку, а сидел чутко, напря­женно, перья плотно прижаты к телу. А Гаудик, умница, словно шар, под деревом катается, лает, визжит.

Выстрелил я во второй раз - убил птицу. Ломая сухие сучья, упала она под дерево, забила широкими крыльями.

«Умница ты этакая»,- в восторге гляжу я на Гаудо. Сгреб его в охапку, поднял и расцеловал его пушистую голову. А пес в ответ на ласки как зарычит да схватит меня за левое ухо, так кровь сразу и выступила. Растерялся я, выпустил собаку из рук, за укушенное ухо держусь.

А Гаудик бегает кругом, носом струи воздуха ловит. Побегал он так, пометался, глядь - и второго глухаря неподалеку поднял и вдогонку за взлетевшей птицей, как пушистый шар, укатился по болоту. Понял я тогда, почему Гаудик на ласки ответил такой злобой: некогда ему было, хотелось и другую птицу не упустить. Чуял пес, что добыча близка, где-то рядом, а тут новый хозяин с нежностями лезет - работать мешает. Нашел тоже время...

Спустя полчаса убил я и второго глухаря, потом в одного про­махнулся. Пошли дальше. Нашел Гаудо белку, затем рябчиков. Шутя я с ним охотился, легко: дичь будто сама в сетку лезет. Сетка все тяжелее и тяжелее становится, режет плечи, мешает подходить к дичи. Сбросил я ее на минутку, а когда нужно было положить в сетку новую добычу, никак не мог вспомнить, где я сетку оставил. Лес кругом однообразный, примет ника­ких нет.

собакаОбъяснил я как мог собаке про свою беду. А Гаудо вроде как под­смеивается надо мной. Слушает, что я ему говорю, а морда такая плутов­ская. Все понял пес, видимо, раньше обучен этому был. Побежал сначала по ветру, потом метнулся в сторону и, поймав нужную струю воздуха, привел меня к сетке с дичью.

Вернулись мы в деревушку. Гаудик веселый, довольный и утомления не видно - точно на охоте не  был.

По дороге к дому загнал на ворота кошку и давай на нее лаять. Только лает совсем по-иному, не серьезно, как на охоте, а балуясь, с озорством.

После этой охоты все мои опасения рассеялись. По своему нраву Гаудик оказался не пастухом, а настоящим охотником. Убе­дившись в этом, я решил приобрести собаку.

Вот мы и в Москве. Гаудик быстро привязался к моей семье. Все полюбили его за деликатность и веселый нрав. Даже не понят­но было, откуда у полудикой собаки Севера могли взяться те навы­ки, которыми обладал Гаудик. Малышей он не трогал, позволяя им теребить себя за густую шерсть, но не любил ласк взрослого постороннего человека.

Если в квартире раздавался один звонок, значит, к нам приш­ли - надо встречать; два, три звонка Гаудика не интересовали - соседские гости его не касались. Когда все дома, в квартиру мог войти и выйти из нее чужой. Но если квартира пустая, Гаудик каждого встречал лаем, а уж если человек вошел, то назад его пес ни за что не выпустит. Все вещи в квартире для посторонних непри­косновенны - их нельзя трогать.

Брать в руки, переставлять с места на место любой предмет имели право только члены нашей семьи: посторонний же человек не должен ни к чему прикасаться руками. Положение гостя оказы­валось весьма затруднительным. Протянет кто-нибудь из посто­ронних руку, чтобы посмотреть какую-нибудь вещь в нашей квар­тире, например лежавшего на диване плюшевого медвежонка, и, неожиданно наткнувшись на пушистый мех собаки, отдернет руку обратно. Ив тот же момент Гаудик вновь исчезнет под кро­ватью или в другой комнате и оттуда следит за поведением гостя. Ведь ему необходимо успеть появиться между вещью и рукой, как только рассеянный человек опять нарушит правила внутреннего собачьего распорядка. После ухода гостя Гаудик вздохнет свобод­нее и, как после трудного дела, отдыхает.

Когда семья садится за стол, Гаудик отправляется в другую комнату и терпеливо ждет, пока обед кончится. Он знает, что после обеда получит вкусные вещи.

Гуляя по тихой улице, можно побегать; по шумной улице, где проносятся автомобили, необходимо степенно идти у левой ноги хозяина. Маленьких котят обижать нельзя, однако блох у них искать можно. Взрослые кошки - это враги, но квартирные кош­ки, хоть и кошки, но свои: пугать их можно, но трепать нельзя. Кошки двора и улицы, по понятиям Гаудо, вне закона. При случае можно драть их сколько угодно. Но даже на коварного врага - кошку - надо нападать только открыто.

Однажды я вышел с Гаудо во двор, а там стоит кошка - смотрит в другую сторону. Гаудик подошел к ней совсем близко, но кошка так была чем-то увлечена, что ничего не слышала. По­дождав немного, пес ткнул ее носом в бок. Обернулась кошка, да как выгнет спину и зашипит. Тут уж Гаудик медлить не стал и дал ей трепку. Он всегда смело бросался, не закрывая глаз, как другие собаки, хотя при схватке с кошкой очень легко потерять глаза.

Но как Гаудика раздражали наши домашние кошки - пред­ставить трудно. Нет у них, по-видимому, никаких строгих правил, а если они и существуют, то кошки могут от них отказаться при первом удобном случае. Главное же, Гаудик смотрел на всех ко­шек, как на самых отчаянных воров, готовых украсть все, что пригодно в пищу. Живя, в общем, довольно мирно с нашей домаш­ней кошкой, он неустанно следил за ее поступками и при всякой попытке вскочить на обеденный стол или украсть что-нибудь съестное заставлял ее спасаться бегством.

Однажды я был свидетелем одного из таких случаев. Удобно усевшись на кушетке, я читал книгу, порой бросая взгляды в со­седнюю комнату. Мне была видна застекленная балконная дверь и проходящая под ней широкая цементная ступенька. В дни, когда наш истопник, видимо, увлекшись, создавал в квартире темпера­туру, близкую к тропикам, хозяйки ставили продукты на цемент­ную ступеньку под балконную дверь. Здесь было менее жарко. Вот и в тот памятный день на ступеньке стоял кувшин с молоком и лежал большой кусок масла. Вначале он, видимо, был завернут в бумагу, но потом его развернули, и он лежал совершенно открыто на куске бумаги, положенной на мелкую тарелку. Никому в голову не пришла мысль спрятать масло. Гаудик в отношении продуктов был безупречен и зорко следил за поведением других обитателей нашей квартиры.

собакаВ квартире царили безмятежный покой и молчание. Я читал книгу, Гаудик и кошка, вероятно, спали сном праведников. Но вдруг неожиданно тишина была нарушена. Скользя по паркету ногами и звеня когтями, из-под кровати стремительно выскочил Гаудик и со злобным рычанием кинулся на нашу кошку. В тот мо­мент она находилась у балконной двери и, подпрыгнув вверх и оттолкнувшись о раму, вскочила на край буфета. Отсюда, не спускаясь на пол и перескакивая с одного предмета на другой, она опрометью шмыгнула мимо меня в прихожую, а оттуда в кух­ню. В общем случилось настолько обычная вещь, что я не нашел нужным ни во что вмешиваться и продолжал спокойно сидеть на кушетке.

Не предполагая о близости Гаудо, кошка решила воспользоваться молоком или маслом и была изгнана из квартиры собакой.

Но как же замечательно вел себя после этого Гаудик. Он деловито осмотрел стоявшие на цементной ступеньке продукты и нашел неполадки. То, что масло лежало совершенно открыто, ему, очевидно, не нравилось. Он осторожно сунул нос под бумагу, приподнял ее край и старательно прижал к маслу. Однако собачий нос - не рука человека, упругая бумага вновь откинулась в сто­рону. Минут десять из другой комнаты я с интересом следил, как лайка пыталась справиться со своей задачей. В конце концов Гаудик достиг цели. Кусок масла с трех сторон был тщательно прикрыт бумагой. Еще в двух-трех местах старательно подавив непослушную бумагу своим влажным черным носом, смешной Гаудик убедился, наконец, что все в порядке, и отправился вздрем­нуть после трудной работы.

Разве это не замечательный поступок для животного? Разве он не свидетельствует о сложной нервной деятельности собак? Безусловно, это результат многовекового общения с человеком. Любя простор и свободу, Гаудик чувствовал себя вполне счастливым только на природе. Большой многолюдный город, мос­ковскую квартиру - все это пес рассматривал как временное явление, как вынужденное житье между поездками. Но, естествен­но, иной раз эти перерывы оказывались весьма длительными, и Гаудик, явно скучая от бездействия, придумывал занятия, о ко­торых я рассказал.

Особенно хорош Гаудик был во время наших поездок. Обычно я начинал собираться и укладывать вещи за несколько дней до отъезда. Пес замечал это - становился беспокойным, даже гулял неохотно: все спешил домой, видимо, опасаясь, что его не возьмут в экспедицию. Целые дни он дежурил возле вещей, а ночью, свер­нувшись в пушистый комочек, чутко спал на чемодане. Если нужно было передвинуть вещи, чтобы вымыть или подмести пол, приходилось передвигать вместе с чемоданом и взобравшегося на него Гаудика.

собакаНо вот приходит день отъезда. Большинство вещей уже с ве­чера сдается в багаж, а дома остаются только маленький чемодан­чик, ружье и заплечный мешок. В этот день пес сам не свой. Он напряженно следит за каждым моим движением. И наконец, насту­пает заветная минута. Я развязываю заплечный мешок, и Гаудик, не дожидаясь моей команды, молча и поспешно влезает в него и сворачивается в клубочек. Как ненавидит пес этот же самый ме­шок, когда я, никуда не собираясь, просто хочу похвалиться перед гостями способностями собаки. Гаудик возмущается, рычит, выполняя мое приказание. Но когда пес знает, что мешок появля­ется не ради забавы, его не надо принуждать к этому.

Однажды, возвращаясь с охоты, я слез с дачного поезда и во­шел в метро. Рядом со мной на поводке шел Гаудик - что поде­лаешь, я часто бываю рассеян.

- С собачкой нельзя,- остановил меня при входе мили­ционер.

Сообразив, что сделал большую глупость, я огорченно отошел в сторону. «Не пускают,- обратился я к собаке,- придется пешком тащиться. А впрочем...» Я быстро снял рюкзак, развязал его, открыл и наклонился к собаке. Молча и деловито на глазах милиционера Гаудик забрался внутрь.

- Ну, а теперь можно? - завязав рюкзак и закинув его за плечи, обратился я к милиционеру.

- С вещами можно,- едва сдерживая улыбку и пропуская меня, ответил тот.

При поездках на вокзале я могу оставить чемодан и заплечный мешок на платформе с полной уверенностью, что с вещами ничего не случится. Гаудик не допустит этого. Мне стоит только сказать собаке: «Смотреть надо»,- и пес - весь внимание. Он скромно сидит на вещах и лишь показывает зубы тому, кто вздумает подой­ти к багажу слишком близко.

По нескольку раз в год мы с Гаудиком совершали поездки. Вес­ной, например, отправлялись в горы Армении, летом - в Вышний Волочек, в августе - в Крым на отдых, в октябре на Сырдарью. Холода Гаудик не боялся, но, будучи покрыт густой и высокой шерстью, плохо переносил южную жару. Я вынужден был прибе­гать к стрижке: низко срезал высокую густую ость и оставлял под­пушь. До чего же смешон становился пес после такой операции! Темно-бурая, почти черная, голова резко разнилась от светло-па­левого, почти желтого тела. Гаудик страшно боялся стрижки, первые дни чувствовал себя несчастным, стыдился своего вида и большую часть дня прятался под кушеткой. Но проходило несколько дней, и пес примирялся со своей обезображенной внеш­ностью.

За годы наших совместных путешествий я оценил все достоин­ства лайки. Эту умную, выносливую собаку можно назвать жем­чужиной нашего Севера и ею гордиться. Пес шел на любую дичь и легко осваивал незнакомую охоту. В горах Гаудик находил и поднимал уларов, кавказских тетеревов, на озерах ловил нелет­ных утят, заставлял подниматься на крылья взрослых уток, а на Сырдарье - фазанов. Он отыскивал дичь не хуже легавой со­баки.

Увлекался пес охотой до страсти, но и мне помогал собирать для коллекции птиц и зверушек. Зато к себе и к своей работе требовал уважения. Обидишь его,- пес долго не может простить обиды. Но любил и ценил собаку я не только за эти качества. Гау-дик был не просто исполнительной собакой, но моим помощником и другом. Он старался помочь во всем, на что былхпособен. Какое, например, ему дело до всевозможных маленьких птичек. Ведь до того момента, как попасть ко мне, он был охотничьей собакой и прекрасно знал, что такое дичь. Прочие обитатели наших лесов и полей его мало интересовали. Но это было только вначале. Соба­ка видела, что время от времени ее новый хозяин стрелял малень­ких птичек и бережно укладывал добычу в коробку.

И вот однажды вскоре после того, как я добыл дятла, лес вдруг наполнился веселым лаем. Я поспешил туда, где лаял Гаудик: ведь он никогда не лаял напрасно. Но в этом случае я ошибся - Гаудик лаял не на дичь, а на дятла. «Да ты что, совсем одурел?» - с досадой обратился я к собаке. Лай прекратился, Гаудик вино­вато смотрел на меня. После этого случая пес не лаял на то, что не принято считать дичью, и лишь отыскивал застреленную добычу. В другой раз Гаудик подбежал ко мне, когда я, опустившись на колени, тщательно рассматривал гнездо маленькой птички. «Гнезда искать надо,- обратился я ко псу, указывая на гнездо рукой.- Ну-ка, подай голос!» Исполняя приказание, собака про­лаяла два раза, сделала это как-то бессознательно и смотрела мне в руки, как будто я держал в них лакомый кусок. «Да нет у меня ничего,- поднес я к собачьему носу пустые руки.- Когда гнездо найдешь, тогда голос подавать надо - понял?» Собака с недоумением посмотрела на меня и еще раз обнюхала гнездышко. «Ничего не понял, дурак ты этакий!» - ласково потрепал я своего любимца и пошел дальше. На другой день - трудно поверить этому, но Гаудик нашел гнездо маленькой птички, лаем привлек мое внимание и, тыча носом, указал на куст, где находилось гнездо с яйцами. «Неужели мог понять?» Растерянно переводил я глаза с гнезда на собаку и обратно. Гаудик задорно лаял на куст и на меня, как будто стараясь показать, что ему все понятно. Тысячи гнезд осмотрел я позднее, пользуясь услугами собаки. Нашел я благодаря псу такие гнезда, которые ранее не попадали в руки ученых.

Расскажу еще об одном случае, ярко характеризующем моего четвероногого друга. Как-то я услышал лай собаки. «Что там еще такое,- подумал я, всматриваясь в мелкий кустарник, располо­женный метрах в семидесяти от меня среди мокрого луга.- Не­брежно лает, наверное напутал»,- соображал я, оставаясь на месте. Откровенно говоря, уж очень не хотелось тащиться назад через сырое место. Но Гаудик появился на краю зарослей и явно показывал, что он нашел что-то и ждет хозяина. «Ну что тебе?» - с некоторым раздражением обратился я, подойдя к собаке. Тогда он привел меня к заросли и показал задушенного грызуна - полевку. Может быть, нужно,- так бери,- выражали живой взгляд глаз собаки, поза, весь вид. «Ну что же, пригодится»,- забывая, что передо мной не человек, а собака, сказал я и сунул полевку в сумку.

Вот какой был Гаудик! Сообразительный, веселый и предан­ный мне всем своим собачьим сердцем, он действительно был на­дежным другом. Именно в таком друге вы остро ощущаете нужду, как только отрываетесь от цивилизованного мира и подолгу в одиночку скитаетесь среди природы.


← Встречная   ...  Угонная → АРХИВ НОВОСТЕЙ



Сообщения с форума
Кто в онлайне |  Войти на форум
Из энциклопедии охотника
Browning Bar Affut

 
Sabatti Saba

 
Sabatti Saba

Sabatti

Sabatti Olimpo

 
Sabatti Olimpo

Sabatti

Sabatti Airone

 
Sabatti Airone

Sabatti